— Regardez, — сказала она, — voici Jacko карабкается на спину Бабару прямо по хвосту. — От восторга она никак не могла улежать спокойно. — Правда, какой озорник?
Хоуард наклонился и посмотрел на картинку.
— Да, озорная обезьянка, — сказал он.
— Ужасно озорная, — сказала Шейла.
— Qu'est-ce que monsieur a dit? — тихонько спросила Роза.
Ронни объяснил ей по-французски, и дети снова перешли на этот язык. С Хоуардом они всегда разговаривали по-английски, но естественно переходили на французский, играя с другими детьми. Старику нелегко было определить, какой язык им ближе. В целом Ронни как будто предпочитал английский. Шейла, младшая, чаще сбивалась на французский, быть может потому, что еще недавно была на попечении няни.
Детям сейчас весело и без него. Хоуард достал саквояж и осмотрел: слишком он мал, все необходимое для троих не вместить. Этот саквояжик вполне снесет и Ронни, а кроме того, нужно достать чемодан побольше, его Хоуард понесет сам. Прекрасная мысль, решил старик и вышел из спальни, сейчас он купит дешевый фибровый чемодан.
На лестнице ему встретилась горничная. Немного робея, она остановила его:
— Мсье завтра уезжает?
— Придется уехать, надо освободить комнату, — ответил старик. — Но, я думаю, малышка уже достаточно оправилась и может ехать. К завтраку я позволю ей встать, и днем она немного с нами погуляет.
— Вот и хорошо. Ей полезно погулять по солнышку… — Горничная опять замялась, потом спросила: — Мсье поедет прямо в Англию?
Он кивнул.
— В Париже я не задержусь. Первым же поездом отправлюсь в Сен-Мало.
Она с мольбой обратила к нему изрезанное морщинами, преждевременно увядшее лицо.
— Мсье… даже страшно вас просить… Может, возьмете Розу с собой в Англию?
Хоуард молчал, он просто не знал, что тут отвечать. А женщина поспешно продолжала:
— У меня есть деньги ей на дорогу, мсье. И Роза хорошая девочка, очень хорошая. От нее вам не будет никакого беспокойства, мсье, она тихая, как мышка…
Всем существом старик чувствовал, что этот разговор нужно оборвать немедленно. Он знал, хоть и не желал себе в этом признаться: чтобы добраться до Англии с двумя детьми на руках, ему понадобятся все его силы. В глубине его сознания таился страх — страх перед неминуемым, непоправимым несчастьем.
Он посмотрел на заплаканное встревоженное лицо и спросил, лишь бы выиграть время:
— Но зачем вам отсылать ее в Англию? Война никогда не дойдет до Дижона. Розе ничего здесь не грозит.
— У меня нет денег, мсье, — ответила горничная. — У нее в Англии отец, а присылать нам сюда деньги он не может. Лучше ей теперь поехать к отцу.
— Может быть, я сумею помочь ему переслать деньги, — сказал Хоуард. Он мог это сделать при помощи своего аккредитива. — Вам ведь не хочется расставаться с девочкой, правда?
— Мсье, во Франции сейчас так плохо, вам, англичанам, не понять, — был ответ. — Подумать страшно, что с нами будет, нам всем страшно.
Оба помолчали.
— Я знаю, что дела очень плохи, — негромко сказал старик. — Мне, англичанину, теперь нелегко будет вернуться на родину. Надеюсь, что доеду, но все может случиться. Представьте, вдруг я почему-либо не смогу увезти Розу из Франции?
Лицо женщины сморщилось, она поднесла к глазам угол фартука.
— В Англии с Розой ничего не стрясется, — пробормотала она. — А здесь, в Дижоне… ума не приложу, что с нами будет. Подумать страшно… — Она опять заплакала.
Хоуард неловко потрепал ее по плечу.
— Ну-ну, — сказал он, — я подумаю. Такие дела наспех не решают.
И он поторопился уйти.
Очутившись на улице, он совсем забыл, зачем шел. Машинально шагал он к центру города, гадая, как избежать новой ответственности. Потом зашел в кафе и спросил кружку пива.
Нет, он совсем не против «крошки» Розы. Наоборот, девочка ему нравится — тихая, спокойная, ласковая, поистине маленькая мамаша. Но она стала бы новым бременем для него, а он сейчас всем существом чувствует, что лишнего бремени ему не вынести. Он и сам в опасности. Немцы быстро продвигаются в глубь Франции, это больше не тайна: похоже на вторжение в Бельгию в прошлую войну, только стремительнее. Если промедлить минутой дольше, чем необходимо, он окажется на территории, захваченной немцами. Для англичанина это означает концентрационный лагерь, для человека его возраста это скорее всего означает смерть.
Сидя за столиком перед кафе, он смотрел на мирную, залитую солнцем площадь. Для французов настают плохие времена; ему с детьми надо отсюда выбраться, да поскорей. Если немцы победят, они неизбежно принесут с собой мародерство и голод, а когда они окажутся перед лицом столь же неизбежного поражения, не миновать развала и хаоса. Нельзя допустить, чтобы дети попали в этот хаос. Для детей во Франции, если она будет разбита, наступит страшное время.
Бедная маленькая Роза. Он совсем не против нее; наоборот, она очень помогала ему в последние два дня. Нелегко ему было бы с Шейлой, если бы не Роза. Она нянчилась с малышкой, забавляла ее и развлекала, ему бы одному не справиться.
Как жаль, что невозможно ее взять. В обычное время он был бы только рад; в Сидотоне он пытался найти девушку, которая доехала бы с ним до Кале. Правда, Розе только восемь лет, но она французская крестьянка; они взрослеют рано…
Так ли уж невозможно ее взять?
Теперь уже казалось жестоко, невозможно — оставить ее здесь.
Полчаса он терзался сомнениями. Наконец, подавленный, измученный, поднялся и побрел назад в гостиницу. Он будто разом постарел на пять лет.