— Эй! — потребовал он. — Дайте мне ангельского пер но и к черту sales Bodies.
— Потише. Немцы рядом, — сказал кто-то у стойки.
Девушка за стойкой наморщила лоб.
— Ангельского перно? Вы, конечно, шутите? Обыкновенное перно для мсье.
— У вас что, нету ангельского перно? — сказал парень.
— Нет, мсье. Я о таком и не слыхала никогда.
Новый посетитель не ответил; одной рукой он ухватился за стойку и пошатывался. Хоуард встал и подошел к нему.
— Может быть, выпьете с нами стаканчик красного?
— Идет! — Парень откачнулся от стойки и пошел с ним к столу.
— Позвольте вас познакомить, — тихо сказал Хоуард. — Это моя невестка, мадемуазель Николь Ружерон.
Молодой рыбак уставился на него.
— Мадемуазель невестка? Выражайтесь поаккуратней, — сказал он еле слышно. — Помалкивайте, говорить буду я.
Он шлепнулся на стул рядом с ними. Хоуард налил ему вина, парень долил стакан водой и выпил. И сказал тихо:
— Вот какое дело. Моя лодка у пристани, но тут я не могу взять вас на борт, рядом немцы. Дождитесь темноты, потом тропинкой пройдете к Коровьему маяку, это автоматический маяк на скалах, за полмили отсюда, теперь он не действует. Там я вас встречу с лодкой.
— Понимаю, — сказал Хоуард. — Как нам выйти отсюда на тропинку?
Фоке стал объяснять. Хоуард сидел спиной к входной двери, напротив Николь. Слушая объяснения Фоке, он нечаянно взглянул на девушку — лицо ее застыло, в глазах тревога.
— Мсье… — начала она и умолкла.
Позади него раздались тяжелые шаги и какие-то немецкие слова. Хоуард круто повернулся на стуле, повернулся и молодой француз, его сосед. И оба увидели германского солдата с винтовкой. Рядом с ним стоял один из механиков с того торпедного катера у пристани, в грязном синем комбинезоне.
Эта секунда навсегда врезалась в память старика. В глубине у стойки напряженно застыли рыбаки; девушка, вытиравшая стакан, так и замерла с салфеткой в руке.
Заговорил человек в комбинезоне. Он говорил по-английски с акцентом, то ли немецким, то ли американским.
— Отвечайте, — сказал он. — Сколько вас тут англичан?
Никто не ответил.
— Ладно, — сказал человек в комбинезоне. — Пойдем-ка все в караулку, потолкуем с Feldwebel. Да чтоб не дурить, не то вам будет худо.
И кое-как повторил то же самое по-французски.
Фоке разразился бурным потоком слов, убедительно разыгрывая пьяное негодование. Он знать не знает всей этой компании, он только выпил с ними стаканчик вина, в этом греха нет. Ему пора выходить в море — самое время, отлив. Если его поведут в караулку, завтра не будет рыбы к завтраку, — как это им понравится? Сухопутные крысы ничего не смыслят, дело известное. У пристани отшвартована его лодка — что с ней будет? Кто за ней присмотрит?
Солдат грубо ткнул его прикладом в спину, и Фоке разом замолчал.
Поспешно вошли еще два немца — рядовой и Gefreiter; всю компанию заставили подняться и погнали из дверей. Сопротивляться было явно бесполезно. Человек в комбинезоне вышел раньше, но через несколько минут появился снова, ведя Ронни и Шейлу. Оба были перепуганы, Шейла в слезах.
— Эти, надо полагать, ваши, — сказал он Хоуарду. — Отлично болтают по-английски, чужому языку так не выучишься.
Хоуард не ответил, только взял детей за руки. Человек в комбинезоне как-то странно посмотрел на него и так и остался стоять, глядя вслед, когда их в сгущающейся темноте повели в караулку.
— Куда мы идем, мсье Хоуард? — испуганно спросил Ронни. — Это нас немцы поймали?
— Мы только с ними поговорим об одном деле, — сказал Хоуард. — Не надо бояться, нам ничего плохого не сделают.
— Я говорил Шейле, чтоб не говорила по-английски, а то вы рассердитесь, а она не слушалась, — сказал мальчик.
— Она говорила по-английски с тем человеком в комбинезоне? — спросила Николь.
Ронни кивнул. Не сразу робко поднял глаза на старика. И, набравшись храбрости, спросил:
— Вы сердитесь, мистер Хоуард?
Незачем было еще больше огорчать детей, им и так предстояли новые, испытания.
— Не сержусь, — сказал старик. — Было бы лучше, если бы она послушалась, но теперь не стоит об этом говорить.
Шейла все еще горько плакала.
— Я люблю говорить по-английски, — всхлипнула она.
Хоуард остановился и вытер ей глаза; конвойные не помешали ему и даже соизволили приостановиться.
— Не плачь, — сказал он Шейле. — Теперь ты можешь говорить по-английски сколько хочешь.
И она, успокоенная, молча пошла рядом с ним, только изредка хлюпала носом.
Их провели шагов двести по дороге к Ланнили, повернули направо и ввели в дом, где помещалась караульная. Они вошли в комнату с голыми стенами, при виде их фельдфебель наскоро застегнул мундир. Потом он уселся за непокрытый дощатый стол на козлах; конвойные выстроили перед ним задержанных. Он презрительно оглядел их с головы до ног.
— So! — сказал он наконец. — Geben Sie mir Ihre Legitimationspapiere.
Хоуард понимал по-немецки всего несколько слов, остальные — и вовсе ни слова. Они недоуменно смотрели на немца.
— Cartes d'identite, — сказал он резко.
Фоке и Николь достали свои французские удостоверения личности; немец стал молча их изучать. Потом поднял глаза.
Жестом игрока, который, проигрывая, выкладывает последнюю карту, Хоуард положил на голый стол английский паспорт.
Фельдфебель усмехнулся, взял паспорт и с любопытством стал изучать.
— So! — сказал он. — Englander. Уинстон Черчилль.